Недавно ты высказал мысль, что война сейчас для России — это как бы национальный проект. Он существует параллельно с основной жизнью страны. В нем можно участвовать и зарабатывать, а можно не участвовать и делать свое дело как раньше. Поясни свою мысль.
В начале войны все ждали, что сейчас на ключевые места придут силовики и будут все жестко решать. Но ничего такого не случилось. Война не стала центром российской жизни, общество не мобилизовано и даже бюрократическая система живет по сути в прежнем режиме. Кто и почему принимал такое решение — мы можем только гадать. Да и было ли вообще какое-то специальное решение или просто все пошло по инерционному сценарию.
Путинский режим никогда не строил отношения с обществом на идее мобилизации. Наоборот, он опирался на деморализованное общество. И мобилизация общества для режима была опасна сразу с двух сторон. Вовлекая людей в войну, режим рисковал, с одной стороны, нарваться на реальный протест или хотя бы саботаж со стороны граждан. А с другой — получить мобилизацию вокруг идеи войны. Ты объединил людей, они скооперировались, и если сначала это работает в твоих интересах, то когда интересы разойдутся, они могут пойти против тебя.
Поэтому идеальный сценарий, когда «средний человек» должен в голове держать мысль: «в моей личной жизни в принципе-то ничего не изменилось». Ну, может похуже стало жить и цены выросли, но в 2008 году тоже кризис был, без какой-либо войны. Да мало ли было кризисов.
С бюрократией примерно та же история. Путина захватила война, но бюрократия войной не захвачена, она работает как работала. Всем так удобнее. И даже те, кто вроде бы считаются идеологами войны, могут проиграть больше, чем выиграть, если предложат Путину какие-то шаги по переводу страны на военное положение. Перспектива, что придут новые люди в погонах и все разрушат или отнимут, никому не нравится. Российской бюрократической элите военный режим не свойственен.
А что происходит с тем, что раньше называли «башнями Кремля» или точнее — основными бюрократическо-экономическими кланами? Как за время войны изменилась их структура. Кто усилился или ослаб, появились ли новые какие-то группы?
Тут тоже война почти никак не повлияла, и точно не появились новые игроки. Если, конечно, не говорить про мифический кланТихоновойКатерина Владимировна Тихонова — младшая дочь Путина. Ну какой самостоятельный клан, если все ее проекты финансируются структурами Сечина, Ковальчуков и Геннадия Тимченко?
Можешь нарисовать карту ключевых кланов и описать, что с ними произошло за годы войны?
Если брать реальных игроков и ключевые кланы, то начать надо с Ковальчуков.
Они скорее увеличили свое влияние в том числе за счет активности Сергея Кириенко. Ну и медиаимперияНациональная медиа-группа Ковальчуков владеет 25 % «Первого канала», а также телеканалами РЕН ТВ, СТС, «Домашний» и петербургским «Пятым каналом», порталом Life.ru, газетами «Известия», «Спорт-Экспресс» и «Деловой Петербург», а также стриминговым сервисом More.tv. Кроме того, Ковальчуки контролируют социальные сети «ВКонтакте» и «Одноклассники».у них активно развивается: вот сейчас пролоббировали историю с мессенджером МАХ.
У Ковальчуков есть доступ к Путину и возможность разговаривать с ним на одной волне. Но реальных активов у них совсем немного: банк «Россия», отчасти еще Росатом через того же Кириенко, который сохранил над ним контроль. Это их слабое место и они пытаются сейчас получить под контроль серьезные активы.
Например, показательная история с публикацией в «Коммерсанте», где говорилось, что Борис Ковальчук, сын Юрия Ковальчука, покидает энергетическую компанию «Интер РАО» и возглавит либо «Газпром», либо «Роснефть», а может вообще Санкт-Петербург или же станет вице-премьером по топливному комплексу. В итоге он возглавил Счетную палату, но эта заметка показывает реальные притязания Ковальчуков. Их клану не хватает настоящего ресурсного актива.
Сейчас они сменили тактику и пошли в онлайн-ритейл, активно интересуются Wildberries и Ozon. Они, видимо, посчитали (а так как они ученые-физики, то считать умеют), что сейчас надежнее всего — зарабатывать на людях, которые в любом случае что-то будут покупать, особенно там где дешевле. И мессенджер MАХ для них — это не только бюджетные вливания во «ВКонтакте», но и потенциальная площадка для продвижения онлайн-ритейла.
У клана Сергея Чемезова есть серьезный ресурс — собственно «Ростех», который получает большую бюджетную поддержку, в том числе военные заказы. Есть еще разнообразные промышленные активы, в том числе «АвтоВАЗ», «ГАЗ» и «КАМАЗ» и свои медиа, в том числе и среди иноагентских. Есть свой человек в ранге вице-премьера — Денис Мантуров. Из регионов — Нижегородская область, а с 2024 года еще и Ростовская область. И, конечно, все тот же доступ к Путину.
Однако, как раз во время войны у активов Чемезова возникли проблемы. Сам Чемезов себя позиционировал как либерал и активно развивал сотрудничество с западными компаниями. До войны это приносило заметную прибыль, а теперь из-за санкций у многих предприятий серьезные проблемы. К тому же «Ростех» до войны активно торговал оружием по всему миру, а теперь от этой торговли ничего не осталось.
Впрочем, проблемы как-то решаются. Вот сейчас удалось пролоббировать локализацию такси, чтобы продукцию российских, то есть чемезовских автозаводов как-то продавать.
Основные активы и интересы клана Ротенбергов: сферы транспорта, крупных инфраструктурных проектов — мосты и крупные дороги, а также такие крупные компании как «Росавтодор», «РЖД». В этой сфере у них свой вице-премьер — Геннадий Савельев. Был министр транспорта — Роман Старовойт, тот самый, покончивший жизнь самоубийством. Такой транспортно-инфраструктурный домен достаточно большой по объему ресурсов, может быть, даже больше Ростеховского. Но у клана Ротенбергов нет политических амбиций — их не интересует ничего, что выходит за рамки их сферы интересов.
Глава еще одного клана — Виктор Золотов, бывший начальник службы безопасности президента Путина, а ныне руководитель Росгвардии. Этот клан объединяет бывших охранников Путина: Алексея Дюмина, Дмитрия Миронова (сейчас помощник президента), а также министра МЧС Александра Куренкова и главу таможенной службы Валерия Пикалева.
Выглядит так, будто от войны никто из ключевых игроков сильно не выиграл. То есть практически сохранился статус-кво?
Не совсем. Вот клан Шойгу оказался практически разгромлен. И это подтверждает мысль, что для управленческой элиты лучше держаться подальше от войны.
До войны клан Сергея Кужугетовича Шойгу контролировал Министерство обороны и его огромные бюджеты, а также МЧС и Московскую область — одну из самых ресурсных. Считалось, что были какие-то тесные связи с бизнесменом Геннадием Тимченко. То есть это был вполне серьезный клан с серьезными ресурсами.
И вот за время войны клан разгромили, а многие ключевые люди оказались в тюрьме. А глава Московской области Андрей Воробьев сейчас удерживает свой пост во многом благодаря хорошим отношениям с кланом Золотова, конкурирующим еще недавно с кланом Шойгу.
Так же ослаб и практически перестал существовать клан Патрушева. Его влияние держалось на должности главы Совбеза. Однако когда началась война, значимость Совбеза резко упала, а потом и сам Патрушев потерял этот пост.
А клан мэра Москвы Сергея Собянина?
Это локальный клан, даже несмотря на то, что кроме Москвы он сохранил контроль над Тюменской областью, которой он когда-то руководил, а в последнее время связанные с Собяниным люди, возглавили нефтяные регионы: ХМАО и ЯНАО. Но в отличие от Ковальчуков, Чемезова, Ротенбергов и Патрушева у него нет прямой и личной связи с Путиным.
К тому же мэр столицы, интересы которого заметно расширяются за ее пределы, представляет слишком большую угрозу для власти, и это Собянин отлично понимает. Но я продолжу свой вопрос про влияние войны: из твоего описания выходит, что всем ключевым кланам война неинтересна и невыгодна. Это действительно так?
Из рациональных соображений война не выгодна никому. Даже Ковальчукам, которых считают идеологами войны. Людям из так называемого реального сектора все это невыгодно и не нужно. Вот те же Ротенберги публично против войны говорить не будут, но для них война — прямая угроза их интересам. Все их инфраструктурные проекты завязаны на бюджетное финансирование, а в условиях войны это урезается в первую очередь.
А ведь еще в феврале 2022 года многие из тех, кого мы считали «ястребами», выступили против войны: мы помним как пытались отговорить даже ближайшие соратники — Николай Патрушев и Сергей Нарышкин, а как сейчас стало ясно, и Дмитрий Козак. Собянин две недели не появлялся на публике. И вообще 24 февраля для представителей российской элиты стало шоком. Что произошло потом? Как так получилось, что никому ненужная и невыгодная война война идет уже четвертый год?
Ну а какая у них была альтернатива? Выступить против войны — Путин тебя просто размажет. Все эти люди, я не про кланы сейчас, а вообще про гражданских управленцев, привыкли быть на определенной вершине, занимать посты, решать задачи. Они не готовы отказываться от своих статусов.
Многие из них воспринимают свою работу в отрыве от политики, которая для них как внешняя стихия. Они считают, что их работа состоит в том, чтобы россиян не ждали нищета и голод.
Может кто-то и взбунтовался бы, если бы все пошло по сценарию силового перераспределения в пользу войны и милитаризации жизни. А так люди просто выбрали синицу в руках. Когда встал выбор между нехилой возможностью потерять все и просто высидеть, продолжая делать свое дело, они выбрали, разумеется, второе.
А персональные санкции тут не могли сыграть консолидирующую для российской элиты роль?
Честно говоря, не знаю. Мне кажется, сама ситуация военной агрессии не подразумевала ничего другого. С другой стороны, одним из важных факторов сплочения российских бюрократических элит была обида на санкции, на то что всех нас поголовно оскорбляют и не хотят даже слушать. Но был ли другой выход в этой ситуации, я не знаю.
А есть у российских чиновников и управленцев какая-то картина будущего? Хотя бы ближайшего. Есть надежда на мир и возвращение к нормальной жизни?
Нет никакой картины будущего. Живем одним днем, потом разберемся. В любой картине будущего для них слишком много неопределенности. Отменят или не отменят санкции? Если отменят, то какие? Какой будет бюджет? Силовиков немного приструнят или наоборот они получат еще больше власти? Все эти вопросы очень серьезно будут влиять на их жизнь и работу, но у них нет на них никаких ответов и никакого влияния на эти решения.
Ну вот закончится война, но как изменится страна после нее, никто не понимает. Сейчас вроде все понятно и все привыкли работать в этих условиях, и в сознании многих продолжение войны гарантировало сохранение некоего статус-кво.
То есть война никому не выгодна и не нужна, но запроса на мир у элиты тоже нет?
Запрос на прекращение войны как раз есть. Все-таки от войны все уже устали. И население, и элиты. Пусть большинство в войну не вовлечено, но она все равно создает дополнительные проблемы и оказывает давление.
Кстати, есть еще один специфический, но значимый элитный запрос на мир. Многие застряли в кадровой пробке во втором, третьем эшелоне. Если не брать разгром министерства обороны, то в верхнем эшелоне элиты не было никаких существенных перестановок после двадцатого года. Да и эти перестановки коснулись только правительства.
Ключевой состав Администрации Президента с 2016 года не меняется. Руководство силовых структур тоже давно находится на своих постах. Министр иностранных дел очень давно работает. В госкорпорациях все еще хуже: Игорь Иванович Сечин сто лет руководит «Роснефтью», Миллер в «Газпроме» тоже сто лет работает, как и Герман Греф в «Сбербанке». Руководство ключевых регионов: Москвы, Питера, Ленинградской и Московской области, — все очень давно на своих местах.
Война, казалось бы, должна была дать возможности тем, кто сидит и уже давно ждет продвижения наверх. Но этого движения вообще нет. И теперь многие ждут уже конца войны или хотя бы перемирия. Ладно «коней на переправе не меняют», но значит шанс может появиться, когда война закончится. Будут другие условия и там понадобятся новые люди и новые подходы. Надо только себя показать.
Трудно сказать, насколько эти ожидания оправданы — у Путина есть уже старческая история, когда ему не хочется запоминать имена новых людей. Но эти ожидания есть и будут как-то влиять на действия руководителей второго и третьего эшелонов.
